Собачьи истории. 1.

«Курил табак, любил собак.

Они меня ― тем паче.

Прохожий, ты живи не так,

А как-нибудь иначе.»

Б.С. Кузин

В Борке не было названий улиц. Первоначально улица финских сборных щитовых домиков называлась в народе «Сортирная» - потому что в самом начале строительства посёлка там стояли только будочки-сортиры. Когда у меня не принимали телеграммы в Борок без названия улицы, то я говорил телеграфисткам: - Ну, напишите «улица Сортировочная»... – Им было всё равно, а поселковую почту мои телеграммы радовали. Когда коммуналки расселили, а между домиками поставили штакетные заборы, то у каждого появился участок соток на – врать не буду, на глазок по воспоминаниям 6-10, примерно так. А каждый третий мужчина в Борке был членом общества охотников. В домиках со своими дворами держать собак было очень удобно, и улица быстро получила в народе новое название – Собачья. Охотничьи собаки вели себя тихо, если не считать реакции на пару местных хулиганов-пацанов, дразнивших собак палкой через забор. Но ещё на нашей улице жили две догини – ростом с телёнка и чёрные как ночь – мать и дочь. Дочь жила через дорогу напротив нас и была азартна и бесшабашна. Завидев прохожего,  она начинала яростно лаять, носиться внутри двора вдоль забора и кидаться на штакетник так, что он трещал. Вообще-то, она просто поиграть хотела, но кто ж из прохожих был в этом уверен... Прохожий прижимался к забору нашей стороны – подальше от дога – и быстро и мелко семенил дальше, вывернув голову назад: не проломит ли собака забор. И напрасно смотрел он только назад, потому что как раз через один двор, в котором жил Кузин с сибирской лайкой и спаниелем, начинался двор с мамой-догом. Мама-дог любила играть в свою игру. Заслышав лай дочки и топанье прохожего, она выходила в своём дворе к углу, укрываясь в тень куста, становилась на задние лапы, облокотясь на забор, - и когда прохожий подходил к этому месту, высовывала голову и тихо-тихо говорила ему прямо в ухо: - ГАФ!.. 

Кузин был нашим соседом, отец с ним дружил, и когда соседская лайка Белка родила щенков, нам было предложено право первого выбора. Отец, инвалид войны, на охоту ходить не мог, поэтому решил взять собаку просто так. И сказал: - Собаки всё равно становятся похожи на хозяев. Пусть сразу будет маленький и в очках. – И выбрал самого мелкого в помёте и с чёрными кругами вокруг глаз. Ну, очки с возрастом у пса исчезли, а ростом он стал с обычную среднюю сибирскую лайку. Назвали его Марс – Марсик. Почему – не помню; возможно, выбрали наугад из каких-нибудь легенд и мифов Древней Греции. (До этого у нас долго жил кот, которого звали Шаган Котофеевич Мурр. Своё имя Шаганэ он получил при гадании по Есенину, когда предполагалось, что он женского пола.) Как и полагается сибирской лайке, пёс рос с заметным самоуважением, но и с признаванием иерархии, авторитета и прав других. Играл с ним и выгуливал его я, кормила его мама, но старшим в стае он считал отца. Когда мы с мамой зазывали его в дом, а ему хотелось ещё резвиться, то он прижимал уши и делал вид, что не слышит. Но если уж на крыльцо выходил отец и звал - ! Мы поставили во дворе будку-конуру, чтобы он в дождь не нёсся, грязный и мокрый, в дом, а отсиживался там. Тем более, когда он во дворе, а дом заперт, все на работе. Идея конуры ему не понравилась. Он соглашался там есть, но при этом тянулся изо всех сил, чтобы хоть одна задняя нога оставалась снаружи. Приехал мой старший брат: - Ерунда, - сказал он, - надо просто ему объяснить. – Он привёл пса к конуре, сам встал на четвереньки, залез в конуру, высунул оттуда голову и погавкал. Пёс был потрясён. С этого момента он понял: конура принадлежит моему старшему брату. После этого Марсик не заходил в конуру ни разу. Ни за что! – даже если внутрь ставили его миску с едой.

Собачьи истории. 2.

Мы были неохотничья семья. А наш Марсик оказался охотничьим псом. Только мы сначала этого не знали, да и он тоже. А потом однажды пришла Волга – охотничья лайка, родная тётка Марсика, посекретничала с ним о чём-то у калитки – и они трусцой удалились вместе. Мы это в окно видели, но не придали значения: собаки могли по посёлку бегать спокойно. Проходит около часа, прибегает Волга, вбегает во двор (раньше она себе такого не позволяла: огороженный двор – чужое угодье), вбегает к нам на крыльцо (ну вообще!) и начинает лаять. Мы понимаем: что-то произошло, зовёт – выбегаем всей семьёй, а она отходит к калитке и гордо смотрит на дорогу. Смотрим и мы. На дороге появляется Марсик, счастливый донельзя, запыхавшийся, тащит придушенную курицу в зубах. Он ещё маленький, поэтому курица волочится по дороге. У Волги на морде гордость, у Марсика на морде гордость, а у нас – ну, как у той курицы.

Через полчаса прибежал из соседней деревни отставший в погоне хозяин.

Добытого сырого мяса Марсик не ел, добычу честно приносил в дом. Следом являлись хозяйки-куровладелицы. Особо он облюбовал одну, жившую на отшибе. Она оказалась депутаткой сельсовета, поэтому мы не только оплачивали и возвращали истрёпанный труп, но ещё и получали свою порцию скандала. – Собака у вас учёная, - с подозрением поглядывая на нас, объясняла нам сельсоветчица, - она курицу прямо за печень хватает, а от этого у птицы кровоизлияние в мозг происходит...

Мы стали запирать калитку, а Марсик стал караулить моменты, когда кто-нибудь зайдёт во двор, а калитку затворить не успеет.

- Есть только один способ отучить, - объяснили нам. – Вот он приесёт курицу, а вы его этой же курицей тут же отлупите. – Так мы и сделали. Жалко нам было его до слёз, но поколотили очередной добытой им курицей. Он всё понял с одного раза: кур домой носить не надо – побьют. Поэтому он стал воровать кур из спортивного азарта и закапывать. Вот вырвался на свободу в незапертую калитку, через час приносится со счастливо-блудливым выражением на морде, виновато улыбается, нос в глине. Следом появляется хозяин с потрёпанной куриной тушкой, испачканной в земле. – Поверите ли, - изумлённо рассказывает он, - если бы издали не увидел, где он закапывает – нипочём бы не нашёл. Он ещё и носом притаптывал. А на днях, - гордо сообщает хозяин, - мы с ним за гуся дрались: он в одну сторону волочёт, а я обратно. Только я победил!..

 

Вообще есть правило, народная мудрость: две собаки дерутся – третья не мешай.

Но я нырял в собачьи драки, чтобы оттащить Марсика, поэтому иногда – в пылу свары – доставалось и мне. Всего меня за жизнь собаки кусали семь раз. Особенно обидным был такой случай. Иду я с Марсиком на поводке спокойно по парку (это бывший барский парк при усадьбе, а так вполне себе лесок), а навстречу идёт фокстерьер. Без поводка. А за ним его здоровенный, почти двухметровый хозяин. Фокстерьер этот был известен в посёлке своим дурным нравом: он любил подбежать к собачьей драке и повиснуть у кого-нибудь на хвосте. А однажды подбежал к присевшей по нужде догине и помочился на неё.

Ну, вот, он начинает кружить, чтобы зависнуть у Марсика на хвосте. Марсик начинает крутиться, чтобы взять его за холку и потрясти (это был любимый приём в драке). Я ношусь между ними, чтобы не дать им сцепиться. А вокруг, спотыкаясь о сосны, бегает хозяин фокстерьера. А потом в один миг всё смешалось. Псы кинулись друг на друга, но я успел вскочить между ними. В результате мой пёс ударил меня под коленки, а фокстерьер успел укусить меня, падающего, за колено. А сверху на меня рухнул его хозяин. Пострадавший – один я. Почему-то все сразу этим удовлетворились.

А после другого случая (где пострадавшим опять же оказался один я) поскольку собака была неизвестной и не поселковой, мне делали уколы от бешенства. Делали их по тогдашним правилам: сорок штук в живот, по одному в день. К последним живот уже так задеревенел, что фельдшер тыкал по нескольку раз – то тут, то там, пока находил точку для укола.