Мальчик на ветке оценивающим взлядом смерил рост лошади и длину копья стражника, на всякий случай поджал ногу и сипло сообщил:
- Лично меня зовут Абу. И я не карлик. Рост мой в рост каргача и роскошен закат, коего я не добиваюсь и борода твоя, о стражник, но и моя будет не хуже, когда я стану визирем.
Стражники захохотали.
- О, сын ослицы, почему ты думаешь, что станешь визирем?
- Потому что я знаю, как взять шесть налогов, там где вы видите три.
- Так расскажи нам и, клянусь, слава о твоем уме дойдет до самого эмира!
Мальчик уселся поудобнее.
- У этого карлика есть мать. Роскошь в наше время иметь такого никчемного сына и добиваться его девять месяцев и гордиться им как будто он принц Юсуф.
Стражники закивали.
- Мать его сама есть карлик, ибо девять месяцев был он в чреве ее и не говорили карлик Махмуд, но говорили мать и плод чрева ее. Так?
Стражники зачесали в затылках.
- И третье. Разве эта женщина не говорила у колодца: вот во мне сын мой Махмуд волею Аллаха и я сама этот Махмуд и вижу сны его и живу тревогами его и радостями?
- Не. Мудрено больно,- скептически высказался младший стражник. - Не выйдет. Хотя, попробовать можно. Пусть карлик покажет нам дом своей матери! Карлик?

Укрывшись в неподрезанных виноградниках, карлик обтирал сок, текущий по подбородку и рассеянно прикидывал, сможет ли он залезть на шелковицу. О стражниках карлик уже забыл. Абу был проклятием деревни и давно уже все встречные затыкали уши, увидев как смышленый парнишка открывает рот, чтобы порассуждать. Вот и сидел паршивец на придорожном дереве, поджидая неосторожных прохожих…